– Спасибо, милая. Может, составишь мне компанию за ленчем?
– Но еще нет и двенадцати, и я принесла еду из дома. Не хочется закрывать магазин в середине дня. Ну, как бабушка и Сесил, уехали? Все в порядке?
– Да, Бутс уговаривала их погостить несколько дней, но ты же свою бабушку знаешь. Любит свой дом и всегда раздражается, когда приходится его покидать.
Молодая пара направилась к двери, и женщина грустно сказала:
– Мы еще зайдем.
– Надеюсь. Всего доброго. Приятного вам дня.
– А теперь посмотрим.
Джей Ар встал, взял Тори за плечи и внимательно осмотрел царапину.
– Какой же он мерзавец! Почему ты не позвонила мне?
– Потому что вы ничего не смогли бы сделать. Потому что все кончено. И незачем было вас беспокоить. Напрасно Фэйф вам рассказала.
– Прекрати! Она поступила совершенно правильно, и я ей за это благодарен. Ты не захотела звонить в полицию, что ж, это твое право. Но ведь я тебе родной дядя. Мы одна семья.
– Я знаю. – И Тори позволила ему обнять себя. – Но он ушел. Ему нужны были только деньги. И он боится. Они скоро его поймают. Но я хочу, чтобы это произошло где-нибудь подальше от меня, раз я ничего не могу изменить.
– Конечно, не можешь. Но пообещай мне, что если ты его увидишь снова, то сразу дашь мне об этом знать.
– Хорошо, но не беспокойтесь. Он получил то, за чем приходил, и теперь уже далеко отсюда. Ей очень хотелось самой в это поверить.
Тори верила в это на протяжении всего дня. Она прикрывалась этой верой, как испытанным в боях щитом. В шесть вечера она заперла магазин и поймала себя на мысли, что оглядывает улицу. Так было, когда она бежала в Нью-Йорк. И рассердилась на себя за этот страх, заставлявший сердце колотиться в груди.
Неужели это она, стоя в развалюхе, где жила ее мать, утверждала, будто больше никого не боится и готова встретиться с ним лицом к лицу? Где ее мужество?
Она могла сейчас только пообещать себе, что снова его обретет. Однако она сразу же заперла дверцу машины, едва села в нее, и по дороге домой неотрывно вглядывалась в зеркало заднего обзора.
Проезжая мимо вереницы автомобилей, она даже помахала рукой Пайни, который протарахтел мимо на своем старом пикапе, приветственно гудя. Полевые работы окончены, рабочие возвращаются домой. Их босс, наверное, тоже. Поэтому, подъехав к дому, Тори испытала укол разочарования: на дорожке было пусто. Она ожидала увидеть автомобиль Кейда. Да, она без энтузиазма встретила его решение переехать к ней, но чем больше об этом думала, тем больше оно ей нравилось. А как долго она не желала ничьего общества. Общества человека, с которым можно делить дневные заботы, болтать о разных пустяках, вместе смеяться. Или пожаловаться. С которым можно разделить ночь, полную подозрительных шорохов и воспоминаний.
А что она может дать взамен? Нелегкий характер, раздражение и молчаливое, неуступчивое согласие.
– Обыкновенную женскую стервозность, – пробормотала она, вылезая из машины. Но этому надо положить конец. И делать то, чем женщины искупают свои мелкие прегрешения. Она может готовить ему вкусный обед, соблазнять его.
Настроение у нее прояснилось.
Вот так она старалась угодить Джеку. А потом… «Нет». И, отпирая дверь, она приказала себе не вспоминать. Кейд – это не Джек, да и она уже не та женщина, которой была в Нью-Йорке. Не надо привязывать прошлое к настоящему.
Войдя, она сразу поняла, что возможность не связывать их – еще одна иллюзия. Она уже поняла, что отец побывал в доме. Здесь мало было такого, что он мог переломать и разрушить и вряд ли для этого ему потребовалось много усилий. Он приходил сюда не только для того, чтобы сломать ее скудную мебель или порвать обои, хотя он и в этом преуспел. Он опрокинул ее кресло и взрезал чем-то острым обшивку на днище. Разбил лампу, которую она купила несколько дней назад. Сломал одну ножку у стола.
На всякий случай Тори оставила дверь открытой, чтобы успеть выбежать, если он еще в доме, но в спальне было пусто. Он сорвал покрывало, взрезал матрас, но металлический каркас кровати, очевидно, оказался ему не по силам. Он вытащил ящики из комода, разбросал белье и платья, правда, не изрезал их на ленточки, как бывало раньше, когда хотел проучить ее: мол, одеваться надо поскромнее.
Он искал деньги или вещи, которые можно легко продать. Хорошо, что он не был при этом пьян, иначе бы он ее дождался. А так… Тори нагнулась, чтобы поднять брошенную блузку, и горестно вскрикнула, увидев, что маленькая резная шкатулка с ее украшениями пуста. Там были безделушки. Красивые и тщательно подобранные, но легко заменимые. Однако среди них были золотые, с гранатами, серьги, которые бабушка подарила ей, когда Тори исполнился двадцать один год. Эти серьги принадлежали когда-то ее прабабушке. Они были единственной фамильной драгоценностью. Поэтому бесценной. Невосполнимой. И утраченной навсегда.
– Тори!
Тревога в голосе Кейда, его торопливые шаги заставили ее вскочить.
– Все в порядке. Я здесь.
Он ворвался в комнату, крепко прижал ее к себе, и она почувствовала, как на смену ее страхам приходит облегчение.
– Я в порядке, – повторила Тори. – Я только что приехала. Буквально несколько минут назад. Его уже не было.
Ему было знакомо чувство ужаса. Оно хватает когтями за горло и не дает дышать. Он снова его испытал.
– Слава богу, с тобой все в порядке. Я хотел приехать до тебя, но застрял в пробке. Сейчас позвоним в полицию, а потом ты поедешь в «Прекрасные грезы».
– Кейд, обойдемся без полиции. Это приходил мой отец. – И она поставила шкатулку на туалетный столик. – А сначала он заявился в магазин. Мы поссорились. И то, что ты видишь сейчас, просто его способ напомнить мне о его возможности меня наказывать.