Она достала деньги, но слова Тори заставили ее замереть на месте:
– У меня в жизни не было друга, кроме Хоуп. Не знаю, можно ли с кем дружить так, как дружишь в детстве, но мне бы сейчас подруга очень пригодилась.
Фэйф в замешательстве уставилась на Тори.
– Вряд ли из меня получится хороший друг.
– Давай попробуем. Я, кажется, люблю твоего брата. А если это так, то, наверное, и мне и тебе будет хорошо, если мы станем друзьями.
– Я тоже люблю брата, хотя он иногда как репей в боку. В жизни бывают ужасно противные ангелы, но они все-таки ангелы.
Фэйф положила на прилавок деньги Дуайта и вынула свою кредитную карточку.
– Ты закрываешься в шесть?
– Да.
– Почему бы нам не встретиться после работы?
Посидим, немного выпьем?
– Хорошо. А где?
– У мемориала Хоуп подойдет? – Глаза Фэйф блеснули.
– Где?
– На болоте. Ну ты знаешь где. Я еще там не бывала. А ты? Пожалуй, пора. И там проверим, можем ли мы подружиться.
– Ну что ж, если ты так хочешь, я согласна.
Фэйф завезла покупки домой и на упреки Лайлы, почему она так поздно, задиристо отвечала:
– И пожалуйста, не жалуйся, что помидоры слишком мягкие, а бананы чересчур зеленые. Иначе больше я никогда не буду твоей девочкой на побегушках.
– Но ты ведь ешь? Не так ли? И больше ничего по дому не делаешь, так что можешь один раз после дождичка в четверг доставить домой еду.
– Четверги что-то стали повторяться чуть не каждый день.
Фэйф достала кувшин со льдом и два стакана.
– Ну рассказывай, о чем болтают в городе? – И Лайла устроилась поудобнее.
– Слухи ходят самые разные. Говорят, что Шерри убил прежний бойфренд или новый любовник, женатый. Я встретила Максин, которая, оказывается, дружила с Шерри, так вот Максин говорит, что у нее сейчас не было возлюбленного.
– Но это не значит, что какой-нибудь идиот не вообразил себя им, – возразила Лайла и достала из сумочки губную помаду. – Но ведь она сама его впустила, и собака не залаяла.
– Но впустить мужчину в дом не значит пригласить его изнасиловать тебя.
– Женщина должна быть осторожнее, – глубокомысленно заметила Лайла и стала красить губы. – Если открываешь дверь мужчине, будь готова, в случае чего, дать ему пинка под зад, – Ах, как это романтично, Лайла, – ехидно сказала Фэйф.
– Я люблю романтику, мисс Фэйф, но у меня столько же здравого смысла. А вот тебе его как раз не хватает. И той бедняжке, по-видимому, не хватало тоже.
– Ну, у меня хватило здравого смысла, чтобы дать пинка под зад не одному.
– Но сначала ты вышла за них замуж, да?
– Я могла бы не два раза выйти замуж, а больше. По крайней мере, я не старая дева.
– Что толку в браке, если он кончается, едва начавшись.
– Фэйф! – На пороге кухни стояла Маргарет. Лицо у нее было суровое. – Мне нужно поговорить с тобой. В гостиной.
– Ладно. – Фэйф раздавила в пепельнице сигарету. – Эх, надо мне было подольше задержаться в городе.
– Прояви к маме уважение.
– Ладно, Лайла. Однако меня бы удар хватил, если бы она проявила ко мне уважение тоже.
И Фэйф с независимым видом не спеша направилась в гостиную.
Мать сидела в кресле, несгибаемая, как затвердевший алебастр.
– Я не одобряю твою манеру сплетничать со слугами.
– Я сплетничала с Лайлой.
– Оставь этот тон. Лайла, возможно, не просто прислуга у нас в доме, но тебе не подобает сидеть в кухне и болтать с ней.
– А тебе подобает подслушивать? Мне двадцать шесть лет, мама. И давно прошло время, когда ты могла читать мне нотации.
– Да, я не сумела научить тебя хорошим манерам. Мне сказали, что ты вчера много времени провела с Викторией Боден. Вы вместе вызывали полицию.
– Верно.
– Плохо уже то, что ты оказалась замешанной в неприглядной ситуации, но совершенно нетерпима твоя связь с этой женщиной. И я не потерплю подобного поведения или…
– Или что? Мама, я буду ходить куда хочу и иметь отношения с кем мне заблагорассудится. Так было всегда. Тем более напрасно ты завела об этом разговор сейчас.
– Я думала, что из уважения к памяти сестры ты прервешь отношения с особой, которую я считаю виновной в смерти Хоуп.
– Но, может быть, именно из уважения к ее памяти я вступила в эти отношения. Ты никогда не могла терпеть Тори. И ты бы, конечно, запретила Хоуп дружить с ней, однако ты не решалась запретить Хоуп что бы то ни было. А если бы запретила, она сумела бы обойти запрет. В этом смысле она была гораздо умнее меня.
– Не смей говорить в таком тоне о моей дочери!
– Вот именно. Твоей дочери. Мне вот никак не удавалось стать ею в той же степени. Вот об этом ты, наверное, никогда не думала. Тори не виновата в том, что случилось с Хоуп, но очень вероятно, что в ее руках ключ к разгадке, почему Хоуп погибла. Может быть, тебе легче вспоминать о Хоуп как о непогрешимом ангеле, чья жизнь была не прожита, но и ничем не замутнена. Я же хочу знать, почему она умерла. И кто убил ее.
– Но эта женщина не даст тебе ответа на эти вопросы. Вся ее жизнь – одна сплошная ложь.
– Что ж, – и Фэйф, ослепительно улыбнувшись, встала, – значит, у нас с Тори гораздо больше общего, чем я думала.
И она, покачивая бедрами, удалилась.
Маргарет поспешно прошла в библиотеку и сразу же позвонила Джеральду Перселлу с просьбой приехать как можно скорее.
Получив заверения, что не пройдет и часа, как он прибудет, она открыла потайной сейф за картиной с изображением «Прекрасных грез» и вынула оттуда две папки с документами.
Потом она приказала подать на террасу чай с булочками и любимыми пирожными Джеральда. Она очень любила ритуал дневного чаепития: тончайшие фарфоровые чашки, серебро, почти прозрачные ломтики лимона, кубики коричневого и белого сахара в сахарнице. Пожалуй, для чая еще жарковато, но белый тент давал достаточно тени, а растения создавали достойный антураж: вьющиеся по кирпичным стенам дома розы и ярко-красный гибискус.