Голос из прошлого - Страница 63

Когда мозг так уязвим, как у нее, нельзя спать, уютно устроившись рядом. Она осторожно соскользнула с кровати, на цыпочках прошла в кухню, отвернула кран и, когда вода стала холодной, наполнила стакан.

Сновидение вызвало у нее страшную жажду и напомнило, почему ей не следует спать с Кинкейдом Лэвеллом.

Его сестра мертва, и если она не виновата в ее смерти, то эта смерть накладывает на нее, на Тори, определенные обязательства. Она и прежде ощущала бремя долга, но шла своей дорогой. На этом пути она познала и величайшую радость, и сокрушительное горе. Тогда она спала с другим мужчиной, которому отдалась по беззаботной и невинной любви.

И когда она потеряла его, то поклялась, что больше не повторит прежних ошибок. И что же? Все повторяется. Она снова навлекает на себя ту, прежнюю, боль.

Да, Кейд из тех мужчин, в которых женщины влюбляются. Она и сама могла бы в него влюбиться. И так, что эта любовь окрасит каждую мысль, все поступки и чувства. И в ярком экстазе радости, и в серых потемках отчаяния.

Так что продолжения быть не должно. Любовь – это безрассудство и опасность. Любовь подстерегает ревнивое, завистливое око судьбы, только и ждущее, чтобы отнять любовь навсегда.

Она поднесла стакан воды к губам и увидела. Там, за окном. В темноте.

Стакан выскользнул у нее из рук, упал в раковину и разбился.

– Тори? – Кейд молниеносно проснулся и выскочил из постели. Спотыкаясь в темноте и чертыхаясь, он бросился в кухню.

Она стояла под резким светом лампы, прижав руки к горлу, и неотрывно глядела в окно.

– Кто-то есть там, в темноте.

– Тори.

Он увидел осколок стекла на полу и схватил ее за руки.

– Ты порезалась?

– Кто-то там есть, в темноте, – повторила она, словно испуганный ребенок. – И наблюдает. Из темноты. Он уже приходил. И он опять придет.

Она смотрела мимо Кейда и видела какие-то тени и силуэты. А чувствовала только холод. Страшный холод.

– Он хочет меня убить. Если бы я была с нею в ту ночь, он бы только наблюдал за нами. Как делал это раньше. Он бы только наблюдал и воображал, что он это делает. Просто воображал бы и потом сам удовлетворил себя.

Колени у нее подогнулись, но, когда Кейд подхватил ее, Тори запротестовала:

– Все в порядке. Мне просто надо сесть.

– Не сесть, а лечь.

Он отнес ее в постель и стал в темноте искать брюки.

– Оставайся здесь.

– Куда ты?

Ужас при мысли, что сейчас она останется одна, дал ей силы, и Тори вскочила с кровати.

– Ты говоришь, что во дворе кто-то есть. Я хочу взглянуть.

– Нет!

Теперь она испугалась за него.

– Сейчас еще не твоя очередь.

– Что?

Она всплеснула руками и осела на матрас.

– Извини. У меня путаница в мыслях. Он ушел, Кейд. Его больше там нет. Он следил раньше. Когда мы… Он наблюдал за нами, когда мы…

– Я все-таки посмотрю, – мрачно возразил Кейд.

– Но ты его не найдешь.

Кейд вышел. Ему очень хотелось найти мерзавца. Найти и пустить в ход кулаки, дать выход ярости. Он укрепил фонарь на двери и внимательно осмотрел все пространство, затопленное бледно-желтым светом. Подошел к своему универсалу, вынул фонарь и нож из бардачка.

Вооружившись, он обошел вокруг дома, высвечивая землю и тени в кустарнике. Около окна спальни он нагнулся и увидел, что там вытоптана трава: кто-то, видимо, долго стоял здесь.

«Сукин сын», – прошипел он и стиснул рукоятку ножа. Конечно, надо было бы осмотреть окрестности, но не стоит оставлять Тори одну.

Поэтому он вошел опять в дом и оставил фонарь и нож на столе.

Тори сидела все в той же позе, сжав кулаки, и подняла голову, когда он приблизился, однако ничего не сказала.

– То, что мы с тобой здесь делали, – сказал Кейд, – это наше. Только наше. Он ничего не сможет изменить. – Он сел рядом и взял ее за руку. – Не сможет, если мы ему не позволим.

– Он осквернил это.

– Не для нас. Не для нас с тобой, Тори, – и он повернул ее лицом к себе.

Она вздохнула, погладила пальцем тыльную сторону его руки.

– Ты рассердился. Но ты умеешь собой владеть. Как тебе это удается?

– Да я пнул ногой свой автомобиль пару раз, чтобы сорвать злость.

Он провел ладонью по ее волосам.

– Ты расскажешь, что еще видела?

– Он злился. Но я не вижу его самого. Я не та, которую он желает, но он не даст мне оставаться здесь. Он не доверяет мне, когда я так близко от Хоуп… И я не знаю, чьи это мысли, мои или его. Я не могу отчетливо увидеть его лицо. Может быть, дело во мне, но я не могу рассмотреть его.

– Значит, ее убил не какой-то чужак, как мы думали все эти годы.

– Нет, не чужак… Это кто-то, кто знал ее, кто за ней следил. За нами. Мне кажется, я о чем-то таком догадывалась уже тогда, но из-за страха приказала себе не думать. Если бы в то утро я пошла с вами, с тобой и твоим отцом, если бы у меня хватило мужества не только сказать вам, где она, но пойти туда, я, может быть, все увидела. Не уверена, однако, возможно, увидела бы, И тогда этому был бы положен конец.

– Ну этого мы знать не можем. Однако мы должны положить этому конец теперь. И сейчас мы позвоним в полицию.

– Кейд, полиция… – горло у нее перехватило. – …Вряд ли там станут слушать меня.

– Шеф Расе, конечно, потребует доказательств, но он тебя выслушает. А пока оденься.

– Ты хочешь звонить ему прямо сейчас? В четыре утра?

– Да. – И Кейд поднял телефонную трубку. – Ему за это платят.

Глава 17

Шеф полиции Карл Расе был невысок. Не был он и красив: лицо широкое, с ушами, торчащими, как несоразмерно большие ручки глиняного сосуда, волосы, тронутые сединой. Он не обладал блестящими способностями. Информация проникала в его мозг извилистыми и окольными путями, но оседала прочно. И работал он медленно и тяжело, однако тщательно. И еще он отличался благожелательностью. Он никогда не бранился и не сетовал, если его будили до рассвета, например, в четыре утра. Он просто вставал и одевался в темноте, стараясь не разбудить жену. Он оставлял ей записку на кухонном столе и, уходя, запихивал в карман ее список, что надо купить по дороге.